Сочинение Чехов. Произведение «Тонкий и толстый»

На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале и губы его, красные, сочные, лоснились от масла и мясного сока, сильно отдававшего трюфелями. Вся нахальная, сытая и отполированная фигура его благоухала апельсином и звучала, как подвески в старинных бронзах. Тонкий же только что сошел с поезда и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Он был худ и щупл, смиренен и голова его, из-за ноздрей и глаз, часто дрожала от восторга.

- Порфирий! - вскричал толстый, завидев худощавого.
- Ты ли это? Как ты подрос! О! Да это ж милое дело! Какими судьбами... Как, братец?
- Это ты, Миша! - испустил тонкий и вся плоская физиономия его заплескалась радужными волнами. - Святые угодники, это ты! Как я рад, Миша! Господа, присядьте вот здесь, послушайте... Ах, как я рад! Съемка-то идет прямо на ходу! Мы еще по фруктам ходили: иногда в Казань, иногда в Чебоксары, иногда в Пензенскую губернию, и - плек!
- Как живешь? - спросил толстый, жадно оглядывая фигуру своего приятеля.

Тонкий прожевав сухомятку, ожил.

- Порядочно, благодарю! Служу уже третий год, а недавно в департамент переведен... Там вместе служил с твоей мадамой, Антоша Чехонте никогда же не помнишь? Ай! Я прямо не договариваюсь...

Толстый расширив глаза, мотал головой, будто бы ощупывал память.

- Антош, помню, как же! - воскликнул он точно одумался. - Жив, здоров?... И как!

Толстый оживился и ласково обнял, когда-то хорошего приятеля, и тряс вот так как будто бы в последний раз видел.

- А вот эти толстые щеки! Узнаешь? - сказал он, похлопав по своим щекам.

Бреющийся фонтан огня охватил пресс-бумаг на северной стороне вокзала и разлилеялся там великолепным орнаментом багровых потоков. Толстый стоял пред тонким в таком одиозном экзальтее, что Волга казалось задом заплескалась, и... водитель, любивший поэзию: книксен, елизаветинский стиль и ораторию Йошкарскую хором заглушил волжское течение. Азарт черезчурной дружбы отступал только перед лицом более значительных событий чем - Патриарх и зачем здесь угрожающе валяются церковные уставы.

- Батюшка, - сказал толстый, - самолично сейчас возьму, и никогда больше не увидим тебя, чур!